|
В двух передачах «Беседы с Архипастырем» (от 1 и 15 октября 2011 года), подготовленных Саратовской епархиальной телестудией «Восхождение», митрополит Саратовский и Вольский Лонгин ответил на вопросы относительно таинства исповеди…
?Владыка, в чем смысл исповеди, кем и когда было установлено это таинство?
Митрополит Лонгин: Еще в книге Деяний святых апостолов упоминается таинство исповеди, может быть, не в той форме, как сегодня оно совершается в Церкви: там сказано, что верующие люди исповедовали друг другу свои согрешения (см.: Деян. 19:18). Поэтому можно считать, что таинство исповеди возникло вместе с рождением христианской Церкви.
Дело в том, что в крещении человек получает дар благодати Божией, который помогает ему стать христианином, жить христианской жизнью. Но каждый человек испытывает те или иные искушения, переживает какие-то падения, грехи. И вот для того, чтобы иметь возможность, упав, встать и идти дальше, и существует исповедь.
Согласно учению Церкви, исповедь — это таинство, в котором действует благодать Божия. Что значит таинство, и почему мы так называем некоторые церковные чинопоследования? Потому, что мы верим и имеем этому множество свидетельств, что таинственным, непостижимым, необъяснимым для человеческого сознания образом в тех или иных церковных священнодействиях действует Сам Господь. То есть это не просто какое-то человеческое установление, не просто совокупность тех или иных молитвословий или действий, но это таинственное вмешательство Бога в человеческую жизнь.
В древности был обычай каяться перед всей Церковью. Сегодня человек кается перед священником, который в данном случае олицетворяет собой Церковь и является свидетелем покаяния человека. После того, как человек искренне раскаялся — то есть не просто назвал свои грехи, потому что сегодняшний человек может грехами даже бахвалиться, и мы встречаем это сплошь и рядом, а именно раскаялся, то есть осознал их недолжность, ощутил сокрушение в своем сердце, — Господь в таинстве исповеди прощает человеку эти грехи. И человек, как бы омывшись от них, имеет возможность начать все сначала.
?Очень часто у людей возникает сомнение: стоит ли доверять батюшке, если он слишком молод? Или: стоит ли исповедоваться именно этому батюшке или, может быть, пойти поискать другого?
Митрополит Лонгин: В чинопоследовании перед исповедью священником читается целый ряд молитв, в которых кающиеся просят у Бога прощения своих согрешений. И в одной из таких молитв сам священник, обращаясь к человеку, говорит: «Я только свидетель» — по-славянски: «Аз же точию свидетель есмь, да свидетельствую пред Ним вся, елика речеши мне»,— то есть свидетель, который засвидетельствует пред Богом все, что было сказано этим человеком. Вот почему чрезмерное педалирование личности священника неправильно, неважно инициатором этого является сам священник или же люди. Священник — только свидетель покаяния, как я уже сказал, таинство совершается Самим Богом.
Конечно же, совсем отвлечься от личности священника невозможно. Человек, который исповедуется, должен иметь к этому священнику доверие, это самое главное. И здесь, мне кажется, возраст имеет второстепенное значение, потому что можно иметь доверие к молодому священнику и можно его не иметь к священнику более старшего возраста. Хотя, конечно, церковные каноны предполагают, что духовник должен быть и духовно опытным, и достаточно зрелым по возрасту человеком. К сожалению, в Русской Церкви в последнее время это каноническое правило соблюдать не удается по практическим причинам: слишком мало у нас еще пока священнослужителей для того, чтобы мы могли, как, например, в Греции, назначать духовниками особых, специально выделенных священников, которые занимаются только этим — исповедуют, переходя с прихода на приход. Их опытность засвидетельствована многими, у них есть специальное разрешение архиерея на исповедь. В отличие от нашей практики, в Греции каждый священник, тем более вновь рукоположенный, не исповедует. Но у нас, повторюсь, пока это сделать совершенно невозможно, поскольку у нас нет священников в каждом населенном пункте, нет такого количества храмов и монастырей, как там. Поэтому мы сегодня живем по принципу «нужды ради и закону применение бывает»: рукополагаем молодых священников, и они с самого начала совершают все таинства, требы, в том числе и исповедь. Главное все-таки — не столько возраст человека, сколько его опытность, и особенно, что в нашем случае очень важно,— благонамеренность и ревность, которая у молодых священников, кстати, встречается достаточно часто.
Поэтому я думаю, что если человек правильно относится к церковной жизни, личность священника не будет играть для него такой роли. Плохо ведь не только когда человек начинает перебирать: «Вот этот мне не нравится, вот этот, наверно, слишком молод, а вот этот — я его не знаю, или, наоборот, я про него что-то слышал…». Плохо и обратное, когда люди начинают привязываться к священнику, ходить за ним и только его воспринимать в качестве священника, осуждая или пренебрегая остальными, которые совершенно не заслуживают такого пренебрежения. Привязанность к личности священника тоже вредна, не менее, чем огульное осуждение и недоверие.
?И даже, наверное, сложно будет исповедоваться, если ты будешь думать о священнике как о человеке?
Митрополит Лонгин: И да, и нет. Священник — человек, и именно поэтому он выслушивает нашу исповедь. Мы неспроста не только перед Богом каемся, но еще и перед человеком-священником — так мы переступаем очень важный порог в своей собственной душе. Ведь человек устроен так, что о своих грехах, о своих недостатках он не только не любит кому-то рассказывать, он предпочитает сам о них лишний раз не вспоминать, чтобы не портить себе настроение. Сделал человек какую-то гадость, подлость, совершил плохой, недолжный поступок — и он понимает это, но старается как можно быстрее это из своей памяти убрать. А здесь надо рассказать об этом такому же человеку, как и ты, священнику. Происходит очень важная вещь: человек разрывает внутреннюю связь между собой и грехом. Он отторгает его, он пытается его исторгнуть из своей души. Вот почему на исповеди очень важно не утаивать своих грехов. Потому что когда человек утаивает грех, он как бы вступает в сговор с тем, кто этот грех ему в сердце всеял — с диаволом. У них появляется некое общее дело, общая тайна, которая направлена против Бога. И вот если человек все же переступает этот очень важный порог — своей гордости, тщеславия, желания выглядеть лучше, чем он есть на самом деле — тогда это свидетельство, во-первых, того, что он действительно грех возненавидел, хочет от него избавиться, во-первых, и, во-вторых, это залог того, что у него будет что-то получаться на этом пути.
?Действительно, так бывает: приходит на исповедь человек, исповедует грех, а потом опять поддается соблазнам, искушениям и опять тот же самый грех совершает…
Митрополит Лонгин: Это бывает с каждым человеком: и с более серьезными грехами, и с теми, которые принято называть мелкими, которые порой многие люди даже не замечают. Наверно, самое главное, что здесь нужно, — постоянство. Один из святых как-то сказал: «Постоянно исповедуемый грех, то есть грех, которого не хочет душа, рано или поздно оставляется человеком». Даже если человек какое-то время, пытаясь с ним бороться, впадает в тот же грех.
Кстати, очень хороший пример можно привести из обычной жизни — это курение. Допустим, человек хочет бросить курить. Чаще всего он не может бросить сразу. Редко встречаются люди, которые приняли решение, выбросили последнюю сигарету и больше ни к одной сигарете не притронулись. Как правило, они к этой привычке возвращаются, какое-то время не могут сдержать свою страсть, потом опять начинают с ней бороться. У кого-то это занимает месяцы, у кого-то годы, но если человек постоянен в этой своей борьбе, если у него есть такое желание — он рано или поздно бросит. Если же он скажет: «Ничего у меня не получается, я все равно опять закурю, не буду больше бороться»,— то он, скорее всего, будет курить до самой смерти, которая, очень даже возможно, случится от рака легких. Действительно, очень трудно человеку оставить не только грехи, но и какие-то привычки. Но если с ними бороться, а это предполагает, что человек может и падать, у него может не получаться, и если он проявляет постоянство, то рано или поздно ему удается этот грех или привычку побороть. Это закон духовной жизни, который почти не имеет исключений.
?А вообще алкоголики и те, кто курит, они должны в этом постоянно исповедоваться? Ведь сейчас же говорят, что это болезнь…
Митрополит Лонгин: Даже обычная болезнь с духовной точки зрения может являться следствием недолжного, греховного образа жизни. Я думаю, что и алкоголизм, и курение, и другие подобные вещи — это все-таки страсть, которая владеет человеком, и болезнь воли, которая сегодня, к сожалению, характерна для большинства из нас. Поэтому я думаю, что если человек поставил перед собой цель избавиться от этого, он должен исповедоваться в этом, безусловно.
?Владыка, покаяние называют даром Божиим. То есть не всем этот дар доступен?
Митрополит Лонгин: Покаяние — дар Божий в том смысле, в каком дар Божий и молитва — то есть человек должен прилагать усилия. Но каким-то образом размягчить его сердце чаще всего может только Сам Бог, действительно дать человеку видение своих грехов. Об этом можно и нужно молиться, так же, как можно и нужно молиться о том, чтобы Господь дал человеку дар молитвы, дар искреннего и полного предстояния пред Богом. Если Господь услышит молитву человека, то он дает ему способность искренне исповедоваться, искренне каяться, по-настоящему ненавидеть грех, в котором он раскаивается, и в конечном итоге подает человеку свободу от греха. Без благодати Божией ничто не совершается в Церкви.
?Владыка, от людей невоцерковленных иногда приходится слышать: «Мне не нужно исповедоваться, я не грешу».
Митрополит Лонгин: Вы знаете, человеку, не привыкшему к чистоте, кажется, что вокруг все нормально, замечательно, до тех пор, пока он не попадет в действительно нормальные человеческие условия. И если он в этих нормальных условиях побудет какое-то время, то он уже не сможет вернуться к прежнему. Так и здесь: если человек вообще не пробовал анализировать свою жизнь, оценивать свои поступки, то действительно может прожить всю жизнь с уверенностью, что ничего плохого не сделал. И даже когда он поступает плохо, он будет себе объяснять, что так надо было поступить обязательно, потому что иначе просто невозможно. И примеров тому мы видим огромное количество. Очень многие люди не могут и даже не хотят видеть в себе никаких недостатков. Посмотрите: большинство конфликтов, которые происходят в семейной, в общественной жизни — с чем они связаны? — С тем, что люди принципиально не готовы признать себя неправыми, попросить прощения, извиниться, исправиться. Для них сама мысль об этом чудовищна. Они считают, что если они признаются в чем-то и, не дай Бог, попросят прощения, то потерпят сокрушительное поражение. Хотя на самом деле, если человек умеет просить прощения и прощать — то его жизнь согласна с Евангелием, наиболее близка к тому, какой человеческая жизнь должна быть.
Есть такая закономерность: если совесть обличает, но человек ее не послушался, то в следующий раз она обличает его уже несколько тише. Потом еще тише, еще… Он привыкает к тому образу жизни, который ведет, и постепенно голос совести становится для него практически неслышным, потому что он привык его заглушать. С людьми, которые говорят о том, что им не в чем исповедоваться, именно так и происходит. Они просто не привыкли смотреть на себя со стороны и оценивать свои поступки, мысли, свое общение с другими людьми с точки зрения евангельской нравственности, в системе координат, в которой есть четкое разделение, что такое хорошо и что такое плохо.
?Как часто человеку нужно исповедоваться?
Митрополит Лонгин: По мере необходимости, это очень индивидуально. Если есть навык, то каждый раз, когда сердце болит о каком-то грехе. Кому-то это необходимо несколько раз в месяц, кому-то — раз в неделю, кому-то чаще, кому-то реже. Надо исповедоваться так часто, чтобы голос совести, о котором мы только что говорили, всегда громко звучал в человеческом сердце. Если он начинает затихать, значит, что-то не так.
?Современный человек, как правило, исповедуется для того, чтобы причаститься.
Митрополит Лонгин: Исповедь и причастие формально не связаны друг с другом. Скажем, в Греции есть такой обычай: люди причащаются, не обязательно исповедовавшись накануне перед причастием или в день причастия. Они могут исповедоваться регулярно, и если совесть не обличает их в чем-то серьезном, то они спокойно подходят к причастию. С другой стороны, они могут исповедоваться так часто, как им это необходимо. И у нас каждый человек может подойти к исповеди, и совершенно не обязательно, что он должен после этого причащаться. Исповедь — это очищение человеческого сердца, а чистое сердце человеку нужно всегда, не только накануне причастия. Нет ничего плохого, если человек будет исповедоваться чаще, чем причащаться.
?Иногда люди признаются: «Исповедовал свой грех, а он не отпускает»,— то есть совесть продолжает мучить, несмотря на то, что ты уже твердо решил, что ты этот грех не будешь совершать и простился с ним, исповедав его.
Митрополит Лонгин: Грех наносит рану человеческой душе. Для заживления любой раны требуется время, она не может просто взять и затянуться. Преподобный Амвросий Оптинский на похожий вопрос отвечал так, показывая свой палец, который он в юности порезал: «Вот, посмотрите, это давно у меня, все прошло, зажило, а шрам остался». Вот так и на человеческом сердце остаются шрамы от грехов. Это было бы слишком просто, и мы не были бы людьми, если бы после покаяния человек ушел, ничего не чувствуя. Кстати, люди неверующие иногда упрекают христиан: «Как вам хорошо: делай, что хочешь, а потом пошел, поисповедовался, и все у тебя чисто вновь, как будто ничего не было». Конечно, такого не может быть. Потому что мы люди, у нас есть совесть, у нас есть душа и после нанесенной ей раны она, конечно же, болит. Иногда всю жизнь. Есть такие ситуации, такие грехи, рана от которых остается в человеческом сердце очень надолго, даже если человек раскаялся и получил прощение от Бога.
?Значит, надо опять идти исповедовать?
Митрополит Лонгин: Нет, если эти грехи не повторялись. Надо просто воспринимать эту боль как некую епитимью от Самого Спасителя. Ведь каждый грех, мы знаем, по традиции заглаживается епитимьей. И вот эта память о грехе, память скорбная, болезненная, вполне может быть воспринята как епитимья от Бога.
?Вопрос того же плана, но более конкретный: если причинил боль человеку, которого уже нет в живых, и мучает совесть, и не помогают ни исповедь, ни время, тогда что делать?
Митрополит Лонгин: Я думаю, что самый действенный способ — молиться об этом человеке. Молиться о том, чтобы Господь простил его грехи. Можно в память его что-то делать. Действительно, почему люди в память о своих близких строили храмы, богадельни, больницы, сиротские дома? Потому что у них в сердце было некое чувство к усопшим, которое нуждалось в воплощении. Может быть, не всегда надо было загладить вину, а просто хотелось что-то сделать в память, в честь близкого человека. Не надо бояться таких чувств. Не надо подходить к исповеди как к тому, что избавит нас от неприятных ощущений. Неприятные ощущения могут остаться, особенно если мы действительно, по-настоящему и всерьез виноваты. Но, тем не менее, если покаяние было искренним, если оно было от всего сердца, оно все равно состоялось.
?Вопрос: «Я начала ходить в церковь. Хочу исповедоваться. Поскольку за свою долгую жизнь я натворила такое количество грехов, что самой страшно становится, то исповедь моя затянется надолго, а очереди на исповеди бывают такие большие, другим исповедующимся придется долго ждать. Может, мне заранее подойти священнику в церкви и рассказать ему о своей проблеме?»
Митрополит Лонгин: Я думаю, человек, который задал этот вопрос, бывает в церкви достаточно редко и, скорее всего, только на большие праздники или в воскресные дни, когда действительно много народу, и большое количество людей ждет очереди к исповеди. Для того, чтобы прийти к исповеди в первый раз, когда нужно исповедоваться практически за всю жизнь, нужно найти будний день. Можно договориться со священником, сказать ему, что есть необходимость в долгой исповеди. Может быть, он специально какое-то время назначит, чтобы никого не задерживать и не заставлять волноваться по этому поводу.
?А еще иногда бывают искушения, связанные с этим вопросом. Люди хотят поделить свой грех на порции и рассказывать не все сразу, за один, скажем так, прием…
Митрополит Лонгин: Если человек идет на первую исповедь, конечно же, ему нужно постараться рассказать обо всем. Но не надо описывать каждое событие, которое происходило в его жизни, в мельчайших подробностях. Это, во-первых, не нужно, а, во-вторых, еще и очень сложно слушать священнику. Мне кажется, достаточно будет подробного перечня самих грехов без деталей, которые иногда просто уводят человека в какие-то дебри. А потом уже, со временем, постепенно, когда человек вспоминает какие-то подробности, которые действительно имеют значение для его души, тогда можно уже более детально покаяться. А для начала нужно каяться во всем, что человек вспомнил.
?Обычно люди, идя на исповедь, записывают все на лист бумаги.
Митрополит Лонгин: Да, есть такая практика. И хотя это совершенно не обязательно, но это помогает человеку и подготовиться, и сконцентрироваться. Очень плохо, когда человек приходит на исповедь, и ему действительно есть, что сказать, и при этом он начинает с долгими паузами мучительно вспоминать: «А что же я хотел сказать еще?». Это, конечно, и утомляет его, и сбивает с покаянного настроя, поэтому пользоваться листочком очень удобно и полезно.
?Вопрос: «Есть грехи, которые я очень четко осознаю. А есть грехи, которые я не понимаю и не раскаиваюсь в них. Надо ли говорить о них священнику или исповедоваться только в тех грехах, которые я на данный момент признаю за собой в полной степени? И вообще, стоит ли идти на исповедь, если до конца чего-то не понял, не признал?»
Митрополит Лонгин: Идти на исповедь стоит, безусловно, если есть хотя бы какое-то осознание этой необходимости. Наверно, ответить на вопрос можно таким образом: о тех поступках, тех особенностях своей жизни, которые в данный момент человек не признает греховными, говорить не надо. Нужно действительно, как в вопросе сказано, каяться в том, что осознается как грех. Но при этом нельзя, чтобы церковная жизнь человека исчерпывалась исповедью раз в году или еще реже. Все-таки покаяние должно быть увенчанием достаточно долгого процесса воцерковления человека, чтения им соответствующей литературы, в первую очередь Священного Писания, хождения в храм. И вот когда человек начинает жить полноценной церковной жизнью, узнаёт учение Церкви, часто бывает так: то, что ему некоторое время назад казалось ничего не значащим, вдруг начинает им осознаваться как поступок недолжный, греховный. И тогда человек уже совершенно осознанно приносит на исповедь эти свои помыслы или поступки. Это, конечно, гораздо правильнее, чем «каяться» в том, что сам сегодня грехом не считаешь — это было бы формальностью. В таком случае о живом чувстве покаяния говорить не приходится.
Источник: "Православие и современность".
См. также:
|
