|
Схиархимандрит Авраам (Рейдман)
Лк., 79 зач., 15:11-32
Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
До Великого поста осталось всего две недели. Церковь заблаговременно готовит нас к этому поприщу покаяния, к тому, чтоб мы отдали десятину своей жизни Богу, потому что покаяние — это и есть жертва Богу. Как сказал святитель Игнатий (Брянчанинов), от сердца человеческого, от падшего человека Господь принимает только одну жертву — дух сокрушенный. Подготавливая нас к этому жертвоприношению, Святая Церковь предлагает нам все новые и новые образцы покаяния из Священного Евангелия, особенно в воскресные дни, когда все христиане приходят в церковь и все православные обязаны быть на богослужении. Сегодня предлагается нам притча о блудном сыне.
Притча — это не рассказ о действительном событии, а образное, вымышленное повествование, которое изображает тайны Царства Небесного, то, что необходимо человеку для спасения. Спаситель использовал в своих притчах образы, взятые из жизни и потому убедительные. Вместо обычных доказательств — жизненные примеры, типичные ситуации, которые действуют на слушателей, взывая, так сказать, к их здравому смыслу. Если в обыденной жизни вы относитесь к этому так-то и так-то, то почему же вы не относитесь так же к подобным вещам в жизни духовной, в деле своего спасения?
«У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно» (ст. 11–13), то есть по-славянски «блудно». В наше время сами эти образы несколько потускнели. Мы живем столь греховно, столь опустились, что обычно все дети оставляют своих родителей и буквально блудно живут. Когда же они возвращаются, то никто не воспринимает это как нечто особенное, потому что родители и сами недостойные, сами утопают в грехах. Поэтому нам непонятен пафос этого повествования. Нам кажется: что тут такого? Пришел сын, жил блудно, все сейчас так живут. Никого это не удивляет, ничего особенного в этом не видят. Почему родители должны огорчаться тем, что дети их так живут? Родители почти и не огорчаются. То, что в давние времена евреям, жившим по закону и заповедям Моисеевым, казалось диким, невозможным, страшным преступлением (например, прелюбодеяние, непочтение к родителям), для нас почти ничего не значит.
Для того чтобы эта притча дошла до нашего сердца, мы должны почувствовать, что значит для праведного человека, живущего свято и желающего своим детям прежде всего духовных благ, нравственной чистоты, а потом уже благополучия земного, может значить нравственное падение, такой страшный, отвратительный грех, как блуд. Про него апостол Павел говорит, что «всякий грех… есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела» (1Кор. 6:18). Святые отцы называли блуд не просто грехом, а падением. Иоанн Лествичник задает вопрос: «Почему еретика после покаяния (а ересь считается самым страшным грехом, потому что это хула на Духа Святого. — Игум. А.) сразу принимают в лоно Церкви, а блудника нет?» И не может дать на это ответ. Если блудник покается, то по церковным правилам (которые, правда, сейчас не соблюдаются из снисхождения, но их никто не отменил и, я надеюсь, никогда не отменит) человек, впавший в блуд, отлучается от Церкви на семь лет, а если он состоял в браке и совершил подобный грех, то на пятнадцать. Вот как Церковь осуждает грех блуда, как он тяжек! По Моисееву закону, человека, жившего распутно, полагалось побивать камнями. Все общество израильское закидывало блудника камнями насмерть, чтобы таким образом каждый, бросив хотя бы один камень, осудил этот отвратительный, оскверняющий все существо человека грех и чтобы все устрашились блудить.
Я говорю это не потому, что притча эта о блуде. Притча совсем о другом, но она использует такой образ. Мы привыкли к блуду как к чему-то повседневному и если сами не грешим, то снисходительно смотрим на других людей, совершающих этот грех. Он пронизал все наше общество, все мы живем в этом дурмане, хотя сами, может быть, и воздерживаемся от греха. Для того чтобы мы поняли, сколь тяжек этот грех и почему Господь именно его привел в пример, я и рассказываю об отношении к нему Церкви как в Новом Завете, так и в Ветхом.
«У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение». Конечно, это притча, условность. На самом деле речь идет о духовных благах, о благодати. Конечно, никто никогда не может отдать какую-то часть благодати одному, другую часть оставить другому. Но притча изображает духовное не точно, а приблизительно, с определенной долей условности. «По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно». Опять здесь условность: что значит «по прошествии нескольких дней собрал всё»? Благодать Божия дарована нам от Бога (ибо под отцом изображен Бог), ее нельзя собрать и унести. Но для того чтобы непостижимые духовные вещи стали нам понятны, они изображаются приблизительно при помощи таких образов. «Пошел в дальнюю сторону…» Мы удаляемся от Бога не только тогда, когда отходим от храма или просто перестаем ходить в церковь. Удаление от Бога есть духовное удаление. Рядом с нашим храмом живет много людей, а как немного из них приходят на службу! Эти люди, находящиеся вблизи храма, может быть, каждый день видят его в окно или проходят мимо него, однако же весьма далеки от Бога. Я говорю это не ради осуждения, а ради того, чтобы вы поняли: удаление от Бога происходит внутренне. Для этих людей церкви как будто не существует. Когда мы были на Святой Земле, мы не могли найти некоторые святыни. Мы были без гида, сами искали их по путеводителю. В Яффе, а потом в Иерусалиме нам никто не мог указать дорогу к святыням, потому что их как бы не существует для тех евреев, которые живут вокруг. А для православных христиан это великая святыня, они едут со всех концов земли, чтоб поклониться, допустим, могиле праведной Тавифы. В Яффе мы искали ее несколько часов, а рядом живущие люди не знали, что там стоит монастырь, в котором находится такая святыня. Вот это и значит, что человек удаляется от Бога внутренне.
Так, подобно блудному сыну, люди, удаляясь от Бога, расточают свое имение. Как только мы удаляемся от Бога, благодать Божия очень быстро иссякает. Она может присутствовать в человеке только тогда, когда он пребывает в общении, в единении с Богом. Как только это общение прерывается, благодать уходит, подобно тому как солнечный луч тогда только проникает в окно и светит в нашем доме, когда стекла прозрачные или окно открыто. Как только мы окно свое закрываем, в нашем доме становится темно. Так же и в душе человека. Когда мы удаляемся от Бога, как сказано в этой притче, сразу имение благодати расточается. И слова эти — «живый блудно» — обозначают на самом деле не блуд, а отступление от Бога. Вместо того чтобы пребывать в духовном браке с Господом (в акафисте ко Причащению Господь Иисус Христос назван Избранным Женихом душ и сердец), человек блудодействует с миром, услаждается общением не с Богом, а с различными страстями и даже с демонами. Святые отцы отождествляли страсти с демонами, они говорили: страсти суть демоны.
«По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться» (ст. 13–14). Для человека действительно наступает голод тогда, когда он теряет благодать, — великий голод. И пусть вокруг него люди самые святые и благодатные, пусть он живет возле храма или у великих святынь на Святой Земле — если он удалился от Бога, то его не может насытить близость к святыням или духовным людям. Он алчет так, что душа его изнывает. Один из ветхозаветных пророков сказал, что Господь пошлет на землю страшное наказание — не мор, и не войну, и не голод, но голод слова Божия (см. Ам. 8:11 по славянскому переводу). Прекрасные юноши и девушки пойдут от моря и до моря в поисках слова Божия и не найдут его. Разве мы не видим, как, допустим, западная молодежь скитается по всему миру и, оставляя христианские по видимости страны, едет в Индию, Китай, на Восток? Почему? Потому что они ищут слова Божия. Ищут его и не могут найти. Голод духовный послан на землю как самое страшное наказание. Мы должны благодарить Бога за то, что имеем возможность жить в православной стране (по крайней мере, в значительной степени сохранившей православные традиции), обратиться к Православной Церкви и этот изнурительный, мучительный для духовного существа голод слова Божия удовлетворить и насытиться. Но когда человек удаляется от Бога, он не видит своими глазами как будто бы очевидного. Он не видит храма, не видит, что там он может насытить свою душу. Вот что значат слова: настал «великий голод в той стране» — в стране людей, отступивших от Бога, где бы они ни находились: в храме (потому что можно в храм ходить формально и испытывать такой голод), вне храма и Церкви, в православной стране или среди иноверных.
«Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней» (ст. 14–15). Когда человек совершенно опускается, теряет всякую благодать, тогда он приходит к одному из жителей той страны — а кто это? Диавол, демоны — вот жители страны вне Бога, вне веры, вне Церкви. И они настолько повелевают человеком, что тот пасет свои помыслы, как свиней. И хорошо, если он опомнится, как этот блудный сын, но многие считают это своим нормальным состоянием и даже чем-то достойным, великим, услаждаются и гордятся этим. Хорошо, если бы и мы, ходя в храм и будучи как будто верующими людьми, не лишились благодати и сами не уподобились бы людям, живущим в стране отступников, в стране безбожия, не пасли бы греховные помыслы, как свиней.
«И он рад был наполнить чрево свое рожкбми, которые ели свиньи, но никто не давал ему» (ст. 16). Он желал насытить свое чрево отрубями, которыми кормили свиней. Это не нужно понимать буквально — что живущий без Бога человек голодает. Иногда такие люди живут в изобилии. Но они мечтают насытить, усладить свою душу греховными наслаждениями, которым, однако, никогда не может быть конца. Возьмите, например, пьянство. Казалось бы, человек уже опьянел до того, что ничего не понимает, но пьет и пьет еще. Зачем? Ведь он уже добился всего, чего хотел. Но он не может остановиться. Душа человека может насытиться только Богом, только Божественной благодатью, и никогда — грехом. Люди, подверженные другим страстям, например блуду, тоже никогда не могут остановиться. А живущие целомудренно, борющиеся со своими страстями обходятся без этой стороны человеческой жизни, пусть даже и естественной. Эти примеры достаточно выпуклые, хотя в жизни не всегда все так самоочевидно. Но можно понять, насколько страсти обманывают человека: он никогда не насытится грехом, никогда не будет конца насыщению страсти. Иногда люди на смертном одре или в глубокой старости, когда уже не могут грешить на деле, все еще мечтают о чем-то греховном.
«И он рад был наполнить свое чрево рожкбми, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою» (ст. 16–18). Пришел этот человек в себя, то есть вспомнил о том блаженном состоянии, когда он еще не пал, когда еще не забыл Бога и пребывал в общении с Ним. Все пребывающие в общении с Богом, даже если они Ему не как дети, то есть особенно близкие, а как наемники и трудятся ради награды, не бескорыстно, — и те избыточествуют хлебами. Бог изобилует Божественной благодатью. Богатство Божественной благодати, Божественной сладости безгранично. Его хватит не только на всех живущих людей, но и вообще на все времена, на все бесконечные веки. Бог есть существо совершенное, источник совершенства, Он бесконечно источает из себя любовь, услаждающую всякое духовное существо: и Ангелов, и людей.
«Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих» (ст. 17–19). Вместе с покаянием, с осознанием своего падения здесь проявилось и смирение. Он хочет уже не прежнего высочайшего достоинства — усыновления Богом, но хотя бы работы наемника за плату. Между этими духовными состояниями существует разница. Сын — тот, кто усыновлен Богу, — пребывает совершенно беспечальным, как и дети у своих родителей. Дети знают, что родители всегда их накормят, утешат, поддержат, а наемник знает, что он должен выполнить определенную работу и за это получит ограниченную плату. Поэтому в духовном отношении существует громадная разница, которую необходимо осознавать: наемник боится лишиться благодати, сын знает, что отец ему все простит, даже если он, может быть, нечаянно что-нибудь не так сделает. У святых отцов есть глубокомысленные рассуждения о трех степенях духовного служения Богу: сыновнем, наемническом и рабском.
«Встал и пошел к отцу своему» (ст. 20). Как только человек осознает, что он пал, осознает свое недостоинство, тотчас самим этим духовным деланием он начинает приближаться к Богу. «И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» (ст. 20). Здесь изображается безграничная, всепрощающая Божественная любовь. Еще когда человек был далеко от Бога и своей нравственностью не приблизился к Нему, не исправился окончательно, Бог, видя его стремление к Нему, его приближение, идет ему навстречу и, как любящий отец, бросается ему на шею. Всего себя отдает этому человеку только за то, что он начал возвращаться, за то, что он осознал свое недостоинство.
«Встал и пошел к отцу своему» — это глубоко символические слова. Так и мы, осознав свое падение, встаем и, ощущая свое недостоинство, приближаемся к Богу. «И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его». Славянский текст гораздо более емкий, он более приспособлен к тому, чтобы передать смысл греческого оригинала. По-славянски: «И востав иде ко отцу своему. Еще же ему далече сущу, узре его отец его, и мил ему бысть». По-русски сказано «сжалился», а по-славянски — гораздо более трогательные слова: «И мил ему бысть, и тек нападе на выю его и облобыза его». «Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим» (ст. 21). Он вновь повторяет слова покаяния, но не успевает досказать их до конца. Может быть, он хотел сказать: «Прими меня в число наемников твоих». Но за то только, что он признал себя недостойным называться его сыном, все ему прощается и дается еще больше, чем он имел прежде.
«А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться» (ст. 22–24). Наша Святая Православная Церковь, храм Божий — как раз и есть то самое место, где совершается этот духовный пир, где преподаются, подобно упитанному теленку, духовные яства каждому пришедшему покаявшемуся блудному сыну. Все мы блудные дети, вернувшиеся к Богу Отцу, и богослужения наши — это то самое ликование, которое приточно изображено в Евангелии.
«Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое?» (ст. 25–26). Старший сын, как будто бы преданный своему отцу, трудился на его поле, то есть трудился ради своего спасения, исполнял долг верующего человека. Но когда он приблизился к дому и услышал пение и ликование, это вызвало в нем зависть. Для того чтобы приобрести духовные блага, стяжать Божественную благодать, необходимы, конечно, и добрые дела, и подвиги, но более всего необходимо покаяние. Поэтому падший и покаявшийся блудный сын приобрел бόльшую милость Божию, чем тот, который трудился, но, видимо, пребывал в некоторой холодности и исполнял все только по долгу. Может быть, под словами «он приблизился к дому» подразумевается, что и старший сын не был еще в дому, не был так близок к Богу. Он трудился, но, вероятно, более надеялся на свои труды, чем на отчую любовь, и поэтому не имел той благодати, которой позавидовал.
«И, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его» (ст. 26–28). (По-славянски: «Разгневася же, и не хотяше внити. Отец же его исшед моляше его».) Отец умоляет сына войти — Бог умоляет человека прийти к нему. Умоляет того, который как будто бы трудился, но только из одного долга, холодно, внешне, без ревности, без любви. «Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка» (ст. 29–30). Он выказывает чувства, которых не должно быть у истинно верующего человека, у того, который действительно любит своего отца. Если ты любишь отца, почему ты не любишь брата? Почему ты не радуешься вместе с отцом, ведь это твой родной брат, сын твоего отца, такой же, как и ты?
«Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (ст. 31–32). Если мы истинно верующие люди, то, согрешив, должны каяться, а когда видим другого кающегося, должны радоваться его покаянию, радоваться о взаимном преуспеянии друг друга. Вот истинная вера — вера, в которой есть любовь. Но бывает так, что человек, как будто долго служащий Богу, почти ничего не получает. Не потому, что ему не дают — все его, — но он сам не берет. Он сам ведет себя так, что не может воспользоваться предоставленными ему благами. Подчас мы много лет посещаем храм Божий. Но если делаем это с холодком, если не боремся за исполнение заповедей, не понуждаем себя постоянно к молитве, к борьбе с греховными помыслами, не пытаемся каждый день вновь и вновь вступить на поприще покаяния, то мы почти ничего не получаем. Мы остаемся позади тех людей, которые только-только пришли к Богу, отстав, может быть, от самых тяжких грехов, но которые проявили ревность. Вина в этом наша. Спаситель сказал в притче: «Ты всегда со мною, и всё мое твое», то есть ты мог взять, но не взял, потому что не имел ревности, не трудился и не понуждал себя до конца. Поэтому будем каяться и, покаявшись, не успокоимся, не начнем жить теплохладно, как будто все уже позади. Получив в начале много, подобно блудному сыну, мы можем потом все потерять и перейти в состояние старшего сына, который много трудился, а ничего почти не имел. Извлечем урок из этой притчи, уподобимся в покаянии блудному сыну. Но к этому нужно понуждать себя каждый день, потому что каждый день и даже много раз в течение дня мы отпадаем от Бога. Сколько раз мы отпали, столько раз должны покаяться и вновь вернуться к Нему, чтобы Он заколол тельца упитанного и чтобы мы вместе с Ним возвеселились о примирении. Аминь.
23 февраля 1997 года.
Источник: Сайт Александро-Невского Ново-Тихвинского женского монастыря.
См. также:
|
