(Память 19 декабря ст. ст. / 1 января нов. ст.)
Великий Глинский старец схиархимандрит Серафим (в миру Иван Романович Романцов) родился 28 июня 1885 г. в деревне Воронок Крупецкой волости Курской губернии в семье крестьянина. О жизни его сохранилось совсем немного сведений, так как «старец о себе ничего не говорил по своей скромности». Окончил церковно-приходскую школу. В августе 1910 г. после смерти родителей, Иван поступил в Глинскую пустынь. Сначала он был определен на послушание при хлебне, а через год — при бондарне. В 1914 г. он был взят в армию и участвовал в Первой мировой войне, в 1916 г. был ранен и после выздоровления возвратился в обитель. В 1919 г. Иван Романцов принял монашеский постриг с именем Ювеналий. Постригал его настоятель архимандрит Нектарий. Для молодого инока начались годы высшей школы, годы постижения духовной науки из наук — монашеской жизни. Старцем его, как и у о. Андроника (Лукаша), стал иеромонах Аристоклий (Ветер), научивший его чистосердечному ежедневному исповеданию помыслов и внимательности ко всем движениям сердца. Впоследствии о. Серафим считал это внутреннее делание очень важным для духовного возрастания и спасения души.
Благодать Божия дала ему полно вкусить сладость духовной жизни и тем пресекла вкус ко всему земному. Под руководством мудрых Глинских старцев он терпеливо переносил искушения, приобрел навык полного послушания и смирения. Кроме стяжания этих добродетелей, юный подвижник с усердием предался подвигу молитвы; любовь к молитве настолько пленила его сердце, что он не расставался с ней всю свою жизнь. «Горячая молитва, — говорил он не раз впоследствии, — ограждала меня во всех трудных обстоятельствах моей жизни». В 1920 г. монах Ювеналий был рукоположен во иеродиакона епископом Рыльским Павлином.
После закрытия Глинской пустыни о. Ювеналий поселился в Драндском Успенском монастыре (Сухумская епархия), где в 1926 г. епископом Никоном был рукоположен во иеромонаха и пострижен в схиму с именем Серафим.
В 1928 г. был закрыт и Драндский монастырь. До 1930 г. о. Серафим жил в окрестностях Алма-Аты и работал сторожем на пасеке. В 1930 г. он был арестован и выслан на строительство Беломорканала.
С 1934 по 1946 г. о. Серафим жил в Киргизии — сначала в Токтогуле, затем в Таш-Кумыре. Летом он уходил высоко в горы, где к большому камню была пристроена плетеная хижина, внутри нее было лишь плетеное сиденье из лозы и каменный выступ вместо стола. Внизу из-под камня бил родник, а еду ему приносили из ближайшего селения. Жизнь о.Серафима была поистине аскетической, отшельнической. Он весь предался уединению, чтению Божественного Писания, молитве и богомыслию, спал мало, прямо на полу. Под воскресение и праздники совершал всенощное бдение, стоя на молитве с вечера до утра, и весь день потом не давал себе отдыха. Так приносил он искреннее покаяние Богу. Зимой о. Серафим жил в одной благочестивой семье, много ему помогавшей (живы еще родственники этой семьи, которых знает автор). [Замечание относится к годам написания жития схиархимандрита Серафима (Романцова). — Примеч. издат.]. За курятником, скрытно от всех, была сделана келлия, в которой были лишь печка, кровать и стол. Возрастая духовно, о. Серафим не оставлял и других без духовного окормления. По ночам совершал он богослужения, исповедовал и причащал, проповедовал, давал душеспасительные наставления и всех приходивших к нему обращал на путь спасения.
В 1946—1947 гг. о. Серафим жил в Ташкенте, где был духовником при кафедральном соборе.
30 декабря 1947 г. он вернулся в Глинскую пустынь, а в 1948 г., видя духовную опытность и совершенство его монашеского подвига, архимандрит Серафим (Амелин) назначил иеросхимонаха Серафима на должность духовника.
С самых первых дней пребывания своего в обители о. Серафим всецело посвятил свою жизнь делу духовного окормления братии и богомольцев, все обращавшиеся к нему видели к нем духовного руководителя и наставника на пути ко спасению.
Это был духовник опытнейший, знаток сокровенных движений человеческого сердца, обладатель духовных сокровищ, которые он приобрел долгим многотрудным подвигом. Особым духовным даром старца было умение принимать исповедь, вызывать людей на полную откровенность. Наделенный духовным рассуждением, о. Серафим всякому приходящему к нему давал наставления. С собой отеческой любовью принимал он тех, кого терзали горести, печали, уныние, кто не знал, каким путем идти в жизни. Принимал и тех, кто был обуреваем сомнениями и жил вне спасительной ограды Православной Церкви. В то тяжелое послевоенное время столько горя было в каждой душе! Многие потеряли родных, близких, лишились домашнего очага; надо было поддержать и укрепить их веру. Отец Серафим выслушивал все скорби и тотчас залечивал раны душевные, давал нужные советы. Утешение, успокоение и отраду вливали в души скорбящих наставления и молитвы любвеобильного старца. Его беседы, преисполненные истинного смирения, согревали охладевшие сердца людей, открывали им душевные очи, просвещали разум, приводили к раскаянию, душевному миру и духовному возрождению.
Отец Серафим умел дать почувствовать, что земная жизнь — это лишь подвиг временного странствования на пути к вечной жизни; он призывал людей к жизни христианской, совершенной, возвышенной. Все его наставления имели своей целью святость в смысле отрешенности от всего мирского, земного, льстящего греховному человеческому разуму. Каждого призывал он стяжать в душе дары Духа Святого. К нему могут быть приложимы слова Христа Спасителя: «Иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небесном» (Мф. 5, 19). Пастырство о. Серафима было многогранно. К нему обращались люди с самыми разными судьбами и характерами, устремлявшиеся в Глинскую пустынь со всех концов страны. Он вникал во все тайники их сердец, своими мудрыми советами умел вовремя и правильно дать каждой душе единственно верное направление, ведущее ко спасению. Советы о. Серафима имели огромный вес, так как он соблюдал сам в своей жизни то, чему учил других. Все, что говорил старец, было основано на Священном Писании и святоотеческих творениях. Особенно пристальное внимание обращал старец на душевные страсти, учил всех следить за ними, не действовать по их внушению, а, призывая помощь Божию, противоборствовать им. Он учил не оправдывать себя, а осознавать грехи и полагать твердое намерение исправиться.
Более всего стремился он привести своих духовных чад ко смирению, о котором писал: «Всего необходимее для спасения смирение истинное, внутреннее убеждение, что вы хуже и грешнее всех и всего, но это величайший дар Божий, и приобретается он многими трудами и потами. Тогда человек в душе своей ощущает такое спокойствие, которое никакими человеческими словами неизъяснимо. Ищите денно и нощно этот драгоценный бриллиант. Истинно смиренный всех, как себя, любит, никого даже и мысленно не осудит, всех сожалеет, всем желает спастись, видит свою греховную нечистоту и со страхом помышляет, как будет отвечать на суде Божием, но не предается отчаянию или унынию, а твердо уповает на Создателя и Спасителя своего. Истинно смиренный, если имеет какие от Бога дарования — молитву или слезы, или пост, или иное что, то все тщательно скрывает, ибо похвала людская, как моль или ржа, все изъедает».
Необходимости обретения смирения, «без которого человек беден и никогда не может быть покоен в духе, без которого вся великодаровитость человека есть навозная куча», отец Серафим уделяет особое внимание. Он учит просить эту добродетель «у Спасителя нашего, Который Своим смирением разрушил всю силу вражию и просветил всю Вселенную», призывает ревновать о мытаревом послушании, увещевает совершать дело спасения без уныния, но и без ложной надежды: «Мы не так ныне живем, как праведные отцы и матери, за то должны в мысли своей осудить себя и сказать: «Горе нашему нерадению, горе нашему ленивству, горе нашему нетерпению, горе нашему непослушанию».
Смирение же самого старца было изумительно. Он никогда ничего не приписывал своим личным дарованиям, не считал себя никаким особым молитвенником, а, наоборот, смирял себя в своих собственных глазах и глазах тех, кто к нему обращался. Сознание необходимости помощи свыше, того, что он только исполнитель воли Божией, проводник благодати — это сознание все в его душе покорило глубочайшему смирению и наполнило ее христианским спокойствием. Старец иногда посещал келлии своих учеников и приходил всегда благовременно, имея цель духовную: ободрить и вразумить инока. По уходе его и сама келлия наполнялась благоуханием смирения, запечатленного на всех делах и словах этого поистине дивного старца. Но смирение сочеталось в нем с ревностью о спасении душ пасомых. Поэтому на исповеди он мог быть и строгим, когда требовалось, обличал прямо и смело, так что духовные дети подчас трепетали лишь от одного вида батюшки Серафима, сознавая свою греховность.
Отец Серафим получал много писем от своих духовных детей: всем он старался ответить, всех утешить и поддержать. Так, монахиням, изнемогающим в скорбях и трудах, он пишет: «Радуйтесь о Господе, а не унывайте. Вы сами знаете, что в унынии нет спасения, уныние помрачает душу и расслабляет чувства. Зачем унывать? Прочь уныние. Да возрадуется душа моя о Господе и уповает на Него. Молитесь, трудитесь, пойте, читайте, — все во славу Божию творите, утешайте себя и говорите все, что душу назидает и к Царствию Божию ведет. Тогда сами делом уверитесь, как вся ваша душа покроется мирными помыслами и сердце ваше возвеселится, будучи объято неизреченною радостью о Христе Иисусе».
Дает он в письмах и подробное наставление о том, как спасаться:
«Прошу вас и молю: мир имейте между собой и святыню во всем — и в мыслях, и в делах; без сего никто не узрит Господа. Христианской душе, жаждущей спасения, благое дело удержать мысли добрые, а злые, когда они находятся, от себя отгонять. Полезно для этого непрестанно содержать в памяти молитву Иисусову. Берегитесь почасту оставлять свою келлию и ходить без крайней надобности к другим сестрам, дабы не согрешать празднословием, а если и приходит к вам кто бы то ни был, то ради Бога старайтесь беседовать только об одном, что избрали себе на потребу, — яже суть Божия, а не человеческая, в противном случае, то есть, когда будут говорить что-нибудь непотребное душе, то тотчас же отдайте поклон с прощанием, просите святых его молитв и садитесь за чтение или рукоделие. Что себе желаю, то и вам передаю и советую. Не от искры ли одной, иногда весьма малой и едва заметной, бывают великие пожары, и от малого зерна вырастает с течением времени великое дерево. Так и у нас: не из сердца ли исходят все помышления злые, за помышлением слова и беседы, а так уже дела и деяния. Поэтому всемерно нужно остерегаться греховных мыслей и мечтаний, свободных слов и разговоров.
Всего больше искушаются наши мысли и слово; но вот тут-то и подвиг, нужно бороться с такими искушениями: лучше перенести скорбь и скуку, нежели впасть в сию прелесть и обман. Памятуйте, что за всякое слово праздное воздадим ответ в день судный. Если бы даже случалось кому-либо вас скорбные и поносные слышать слова, не смущайтесь, а благодарите — это по большей части служит на пользу нам: ласкательные слова душу расслабляют и лишают ее твердости и мужества. По-мирскому жить, как по течению воды плыть, но духовно жить — нужно противиться миру, уклоняться от суетного ласкания, презирая всякое плотское успокоение, умерщвлять духом всякие страсти и любить всякую нищету духовную, со всяким смирением ради Господа, как научает нас святое Евангелие. Хотя же вначале кажется трудным и горьким, но последствия бывают благие и добрые. Положи, Господи, хранение устам нашим и не уклони сердца наша в словеса лукавствия. Молитесь обо мне, молюсь и о вас».
В своих письмах и наставлениях о. Серафим постоянно предостерегал от осуждения ближних, показывал всю тяжесть этого страшного греха. Убеждал в необходимости терпения на пути ко спасению. «Невозможно без креста спастись... Давайте терпеть и спасемся!». Призывал более всего хранить мир душевный и смиряться, за все благодарить Бога и с детской покорностью все переносить.
Укрепляя своих чад в трудных жизненных обстоятельствах, научал терпеливому несению скорбей, дающих возможность видеть «горечь греха и сладость благодати», отличать добро от зла:
«Помните и веруйте, что все бываемое от Господа бывает, и влас главы нашей не погибнет без Его святой воли. Терния есть путь всех избранных Божиих. Вспомните Иова, плачущего на гноище, Предтечу, алчущего в пустыне, Петра, распятого на кресте, Саму Преблагословенную Матерь Спаса нашего, стоящую у креста Своего Божественного Сына. Нам ли сетовать и роптать на наши, сравнительно с теми, ничтожные скорби? Скорби, посылаемые от Бога, – верное лекарство, которое исцеляет наши греховные немощи, останавливает в нас действия злых наклонностей. Нет ни одного страдальца, который бы терпел случайно и понапрасну, и нет ни одного бедствия, которое не принесло бы страдающему пользы, не содействовало бы к лучшему. Это лучшее иногда сбывается на земле, но большей частью оно там, на Небе, ибо многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие (Деян.14, 22)».
Не менее убедительно говорит отец Серафим о значении в испытаниях сердечного мира, который «выше всего, выше поста и молитвы». Он учит молиться за обидчиков, через которых Господь дает венцы, советует избегать любопытства, пересудов, готовя себя «к искушениям, и скорбям, и всякого рода обидам, клеветам и всему тому, что помогает кратчайшим путем достичь Царствия Небесного», призывая во всех испытаниях помнить главное:
«1. Считай каждый день последним и проводи его в страхе Божием и с сокрушением сердечным. Сокращай суету, избегай празднословия. Памятуй о Боге и взывай к Нему с покаянием.
2. Не суди и не осуждай никого, иначе себя осудишь. Не разбирай чужих мыслей и дел; … это враг старается рассеять тебя и отвлечь от молитвы.
3. Знай Бога, храни Его заповеди, слушай духовного отца. От ближних принимай в душу только доброе, что согласно с заповедями Божиими».
Отец Серафим неоднократно подчеркивал, что в деле спасения необходимо иметь руководителя, так как мало кто имеет дар духовного рассуждения и может различать плохое от хорошего. Монашествующих призывал хранить святое послушание, «ибо и Христос, когда пришел на землю, избрал не пустынное или столпническое житие, но образ и правило повиновения Отцу Небесному... Пребывая в повиновении, радуйтесь, что и вы жительствуете по подобию Господа нашего Иисуса Христа... есть ли что блаженнее сего».
Исполнены глубочайшего смысла поучения отца Серафима о молитве, помогающей хранить память о Боге «среди докучливых, а иногда и устрашающих искушений» и «при себе удерживать это вожделенное присутствие Сладчайшего Господа», помня, «что в непрестанной молитве Иисусовой скрыты тайны Царствия Божия», открывающиеся «только тому, кто находится в непрестанном покаянии, видит себя хуже всех».
«Самое правильное в умном делании, особенно в настоящее время и в наших условиях, – это все происходящее принимать как от руки Божией, с благодарностью, и покорно претерпевать всякие скорби». Нельзя относиться к этому великому деланию «нерадиво и без страха Божия, небрежно, невнимательно, неблагоговейно», испытывая раздражение, гневливость, осуждение и пробуждая недобрые плоды гордости: «тщеславие, самолюбие, спокойно гнездящиеся под кровом нашей молитвы», ибо «такое молитвенное делание будет не на правильном пути». Для людей мирских «лучше всего и безопаснее проходить первый образ умной молитвы, непрестанно произнося вслух слова молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного», на всяком месте имея в устах сладчайшее имя Иисусово. «Его всегда ищи, о нем всегда помышляй. Возлюби это, насколько можешь, и получишь от Господа разум и силу… и сподобишься неизреченного в этот и будущий век».
Отец Серафим считал недопустимым относиться к молитве как средству достижения необыкновенных духовных состояний, советуя научиться прежде всего внимать словам молитвы и лишь после обретения этого навыка соединять произнесение слов с ритмом дыхания. Тем, кто пытался соединить Иисусову молитву с сердцем, ввести в сердце, как писали делатели этой молитвы, отец Серафим говорил о необходимости предварительного очищения сердца от страстей, особенно от гордости, а это – труд всей жизни. Преждевременное соединение ума и сердца в молитве Иисусовой может вызвать усиление страстей, пробудить помыслы и вызвать психическое расстройство, виною чему явится не молитва, а самомнение неопытного и непослушного «молитвенника».
Молитвенное правило отец Серафим давал каждому индивидуальное, учитывая его внутреннее устроение, душевное состояние и жизненные условия. Одним добавлял к ежедневным обязательным молитвословиям акафисты и каноны, советовал чаще читать Псалтирь, другим делал некоторое послабление, позволяя вычитывать утреннее и вечернее правило в течение дня. Не давая никому ни непосильных правил, ни трудных послушаний, он предупреждал не злоупотреблять ночной молитвой, соизмеряя силы с возможностями. Желающим обрести навык к Иисусовой молитве благословлял вычитывать пятисотницу, а пустынножителям вместо пятисотницы – вычитывать 30 четок (20 – Иисусова молитва и 10 – «Пресвятая Богородице, спаси нас, грешных»).
Твердо соблюдая устав, он неоднократно подчеркивал особую важность послушания духовнику для людей образованных, склонных переоценивать свои возможности и привязанных к сложностям и нестроениям личной и общественной жизни, с трудом постигающих «науку смирения». Людям же простым давал совет избегать всяческих ссор, хранить мир, послушание Церкви, усердие в молитве. Прежде чем начинать умное делание, он рекомендовал прочитать книгу святителя Феофана Затворника «Письма о духовной жизни», предостерегавшую от ошибок путем обращения к святоотеческому наследию, и особое внимание уделить трудам святителя Игнатия (Брянчанинова) и святого праведного Иоанна Кронштадтского. Критически относясь к творениям отцов Западной Церкви, справедливо полагал, что они могут смутить верующих неправославной направленностью, возбудить игру воображения, увлечь на внешний, неспасительный путь.
Отец Серафим предостерегал от бесовской прелести, проявлявшейся в ложных чудесах, «откровениях», «видениях», которые люди, обуреваемые гордыней, принимали в подтверждение своей мнимой исключительности. Для сердец, пораженных гордостью, были, по его мнению, душевредными и сугубые телесные подвиги: власяницы, вериги, чрезмерный пост, – ибо все это усиливало и обостряло порок.
Важным духовным деланием, усвоенным в Глинской пустыни, считал он откровение помыслов, прибегать к которому советовал не только монашествующим, но и мирянам. Особое внимание уделял старец монахам Глинской пустыни, рассеянным после закрытия обители, всячески опекая их, прививая чувство единства, советуя посещать святые места, где часто бывал сам. Иногда он благословлял молиться с четками не только монахов, но и мирян, предупреждая, что правило, данное при этом, нужно исполнять.
Обычно после исповеди налагал епитимью – поклоны, которые можно было разделить на части, но выполнить нужно было обязательно. Давая благословение на брак, он серьезно и строго требовал обещания ни при каких обстоятельствах не убивать детей.
Будучи чрезвычайно одаренным духовно, отец Серафим продолжал оставаться в общении с людьми смиренным и кротким, во всем любил простоту, искренность, ясность, стараясь отвечать на заданные вопросы, изумляя скромностью, деликатностью, нежеланием кого-либо затруднить. Принимая множество людей, он мог оценить каждого, разобраться и дать совет по любому вопросу, сообразуясь со священным Писанием и творениями Святых Отцов. Даже если спрашивали о пустяках, отвечал, стремясь не обидеть собеседника. Не будучи знакомым с отцом Серафимом лично, не всякий в скромном на вид простеце мог узнать знаменитого старца, молитвенника, благодетеля многочисленных обителей и храмов, который, совершая милостыню тайно, и своим помощникам не благословлял афишировать дела милосердия.
«Отец Феодосий, по словам иеромонаха Мардария, – тоже с ним встречался. Один раз монахи пришли к батюшке Серафиму, чтобы навестить его, и это запомнилось надолго, потому что мы редко выходили. Батюшка был всегда рад нам, рыбку, гостинцев, денег даст и говорит: «Ну, теперь отправляйтесь в свои кельи». Любил он пустыню, сам на Барганах жил сколько лет…»
Старец часто вспоминал годы, проведенные в горах. Его живые, непосредственные рассказы о жизни пустынножителей, вынужденных защищать посевы кукурузы от медведей при помощи подвешенных пустых консервных банок, давали слушателям приятную передышку между серьезными беседами по вопросам духовной жизни.
Заслуживают внимания воспоминания окормлявшейся у старца монахини Марии, отправленной во время тяжелой болезни на лечение в родной город Таганрог. Лежа дома неподвижно, она молила угодников Божиих и чтимых ею старцев об исцелении, и однажды, после усердной молитвы, увидела в окно отца Серафима, вошедшего в калитку и перекрестившего дом. Ситуация прояснилась через несколько часов, когда пришедшая проведать ее монахиня принесла просфору, переданную отцом Серафимом, и рассказала, что он действительно был в это время в Таганроге проездом из Москвы в Сухуми. Узнав от встретивших его на вокзале духовных чад о ее нездоровье, он повернулся в сторону ее дома и на расстоянии перекрестил его, а спустя несколько дней явился Марии в тонком сне и строго спросил, почему она не едет к нему. Получив на следующий день письмо с благословением отправляться в Сухум, она, несмотря на строжайший запрет врачей, немедленно отправилась в путь, удивительно легко перенеся дорогу. Отец Серафим встретил ее лично, и уже на другой день, набрав две тяжелые сумки, каждая из которых весила не менее 10 килограммов, благословил мать Марию вместе с послушницей отнести эти сумки в горы пустынникам. Выполнив послушание, монахиня с изумлением обнаружила, что болезнь окончательно отступила.
Однажды отец Серафим направил монахиню Марию в Тбилиси, к митрополиту Зиновию. Увидев владыку, матушка выронила чемодан: она узнала старца, посетившего ее в тонком видении во время пребывания в больнице в тяжелейшем состоянии. Старец явился вместе с преподобным Серафимом Саровским и дал ей просфору с изображением Иверской Божией Матери. Преподобный Серафим сказал: «Иди и служи у этого старца на Афоне». Первые слова, с которыми обратился митрополит Зиновий к монахине, прозвучали как благословение служить в Иверском приделе Божией Матери…
День старца начинался с двух часов ночи, когда он исполнял свое келейное правило, затем неопустительно бывал на богослужении, после которого всего себя отдавал на служение ближним: принимал богомольцев, распределял их на жительство в пустыни, исповедовал, решал все возникавшие вопросы, и так до позднего вечера. Ночью отвечал на письма. Переписывал сам, и духовных детей благословлял переписывать отрывки из творений святых отцов, которые потом рассылал. Времени на отдых у о. Серафима оставалось совсем мало, но даже и это время он использовал для молитвы о своих пасомых.
Любовь побуждала его самоотверженно заботиться о каждой душе. Сколько людей привел он к Богу своими благодатными советами, своей сострадательной любовью! Как сам о. Серафим писал в своем духовном завещании, прося молитв о самом себе: «Все вы были в моем сердце, ибо всех вас болезновал, со скорбящими скорбел, с воздыхающими воздыхал, с плачущими плакал... Помяните мою любовь к вам, ради которой я пренебрегал моею собственной пользой, но всегда искал только вашу пользу. Всем вам сострадал и во всякой скорби вашей сочувствовал вам».
Это был великий угодник Божий и истинный пастырь, в жизни которого действие Божественной благодати сочеталось с большим личным трудом, непрестанным контролем над собой, духовным бодрствованием и молитвенным подвигом. Поистине это был спутник, который сопровождал людей в Царство Небесное. За советами к нему обращались не только миряне и монахи, но и архиереи, видя в нем не плотского человека, а мужа духовного. Святейший Патриарх Алексий I лично знал о. Серафима, неоднократно принимал его и беседовал с ним как о духовных предметах, так и о нуждах обители.
За усердие и примерные труды на пользу Церкви Божией Святейшим Патриархом Алексием 1 в 1954 и 1957 гг. о. Серафим был награжден наперсным крестом, в 1960 г. — возведен в сан игумена.
После закрытия Глинской пустыни в 1961 году схиигумен Серафим первоначально пребывал в Очамчири, у одного из прихожан села Илори, затем переехал в Сухуми, где бывал еще в 20-е годы, подвизаясь в Драндском монастыре в Абхазии. Здесь у него остались знакомые и близкие люди, которые помогли устроиться. Некоторое время он нес послушание духовника в кафедральном соборе, где помогал священникам исповедовать, читал записки и вынимал частицы.
С приходом отца Серафима стали приезжать Глинские монахи, пребывавшие в рассеянии, в соборе увеличилось число прихожан. Он принимал и молитвенно поддерживал всех, исповедуя со строгостью, но и радушием. Время от времени он посещал братий в местах их уединенной молитвы, давая старческие наставления. «Отец Серафим считал главной целью своего приезда в Сухуми, – отмечает архимандрит Рафаил, – духовное окормление пустынников. Свой огромный опыт, молитвенный труд и, главное, свою отцовскую любовь он вложил в это духовное служение. Нередко в сопровождении нескольких спутников посещал он пустынников, проходя среди зарослей, пересекая речки, поднимаясь и спускаясь по склонам гор, проделывая дорогу в несколько десятков километров. Этот труд, непосильный для многих юношей, совершал семидесятилетний старец».
Братия тайно приходили к нему в Сухуми в позднее полуночное время, имея острую нужду в духовных наставлениях: «Несмотря на то, что особых притеснений мы не испытывали, опасаться различных провокаций, неприятностей и даже высылки старца из города все же приходилось. Идеологическо-полицейский аппарат давил сверху, и поэтому нужны были какие-то доказательства, что антирелигиозная работа проводится. Отказать своим духовным детям во встречах старец не мог, ведь для них он жил. Легкий стук – дверь тихо отворялась, и посетитель быстро заходил во двор дома. Иногда беседы с пустынниками длились всю ночь».
В последние годы своей жизни, удрученный многими подвигами, старец безропотно нес свой тяжелый крест пастырства. Он не только по-прежнему принимал людей, но и рассылал множество писем, отвечая на вопросы своих духовных детей. И никогда никто не слышал от него гласа нетерпения, или ропота, никто не видел его в унынии. Как пастырь, он жил во Христе, утвердился в истинной святости, был истинным мучеником, распинался со Христом ради паствы, был достойным носителем благодати Христовой. За ревностное служение Святой Церкви митрополитом Сухумским и Абхазским Илией II (ныне Католикос-Патриарх всея Грузии) в 1975 г. о. Серафим был возведен в сан архимандрита.
До конца жизни о. Серафим сохранил бодрость духа и ясность ума, крепкую веру в Бога и глубокую молитвенность. Он имел дар непрестанно умной молитвы Иисусовой.
18 декабря 1975 г., во время всенощного бдения в канун праздника Святителя Николая, о. Серафим почувствовал себя плохо. Он слег в постель. Все время старец читал вслух молитву Иисусову, а когда уставал,то просил других продолжать ее чтение. В течение двух недель он ежедневно причащался Святых Христовых Тайн. Будучи в полном сознании, старец сподобился увидеть многих своих братии по духу, которые, по его словам, пели стихиру Божией Матери «Совет Превечный». И затем слабым голосом старец сам запел: «Вкусите и видите, яко благ Господь. Аллилуйя». После видения он сказал: «О чем я молился всю жизнь и чего искал, то открылось сейчас в моем сердце; моя душа исполнилась благодати настолько, что не могу ее даже вместить». И далее сказал: «Теперь я буду умирать». 31 декабря старец закрыл глаза и уже ни с кем не говорил.
1 января 1976 г. благодатный старец мирно предал дух свой Богу.
Канон на исход души старца Серафима читал игумен Исайя. Все присутствующие в благоговейном молчании стояли вокруг одра своего духовного отца, не смея нарушить тишину во время свершения таинства разлучения души от тела.
Весть о кончине схиархимандрита Серафима облетела многие места нашей родины, она наполнила глубокой грустью сердца его духовных чад. 2 января гроб с телом схиархимандрита Серафима был поставлен в кафедральном соборе в Сухуми. Три дня не прекращались чтение Евангелия и служение панихид. И все это время собор был заполнен духовными детьми о. Серафима, которые пришли проститься со своим наставником и молитвенником.
4 января, в Неделю 28-ю по Пятидесятнице, перед Рождеством Христовым, святых отец, митрополит Илия в сослужении многих клириков совершил Божественную литургию и отпевание почившего инока. Митрополит сказал сердечное надгробное слово, в котором охарактеризовал старца как человека подлинно христианской души, смиренного труженика и благодатного молитвенника.
После продолжительного прощания гроб с телом почившего при погребальном звоне был обнесен священниками вокруг престола и всего храма и доставлен на Михайловское кладбище в городе Сухуми. У ворот кладбища процессию встретил притч кладбищенской церкви во главе с настоятелем протоиереем Иоанном Андрющенко, который после литии сказал надгробное слово, назвав благодатного старца светильником, горящим на подсвечнике Христовом. При пении «Вечной памяти» тело о. Серафима было предано земле.
9 февраля 1976 г., на сороковой день по кончине схиархимандрита Серафима (это был день празднования перенесения мощей святителя Иоанна Златоуста), в кафедральном соборе Сухуми митрополит Илия с прибывшими из разных мест священниками — духовными чадами о. Серафима совершил панихиду и произнес слово. Обращаясь к почившему, как к живому, Владыка Илия сказал: «Молись за нас, отче, Богу, потому что ты приобрел пред Ним дерзновение». После панихиды в кладбищенском храме была совершена заупокойная литургия. До поздней ночи совершались панихиды на могиле старца. Верующий народ долго не расходился. Для многих православных была очень ощутима потеря о. Серафима. Но они утешались мыслью, что он не умер, а лишь отошел в тот мир, о котором тайнозритель говорил: «Блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними» (Откр. 14, 13).
|
