|
Сергей Худиев
Новая статья Дмитрия Быкова в «Снобе» хороша уже тем, что любое общественное обсуждение вопросов веры — благо. И она хороша еще тем, что — и она сама, и начавшееся обсуждение — открывают определенное состояние умов некоторой части нашего образованного класса. В любой дискуссии важно попытаться нащупать корень разногласий.
Я бы предположил, что дело тут в двух типах поведения, которые проявляются не только в отношении Церкви, но и отношении окружающей реальности вообще — типах, который могли бы олицетворять рабочий на стройке и капризничающий клиент в ресторане. Человек может воспринимать свою жизнь как миссию, как задание, которое он должен понять и исполнить, а может — как гостиницу, качеством обслуживания в которой он недоволен. Клиент в ресторане уверен, что его должны обслуживать, что ему должны сделать вкусно, весело и уютно (и заодно убрать компанию с соседнего столика, она его раздражает) — но при этом ему показалась бы очень странной идея, что он тут за что-то отвечает. Отвечают сотрудники и дирекция ресторана, упреки могут быть к ним — но уж точно не к клиенту. С другой стороны, человек на стройке выполняет работу, за которую он несет ответственность; если стройка ему важна, (например, он строит дом своей семье или Церковь, куда она будет приходить на Литургию), он будет думать не о том, как другие люди могут послужить его нуждам, его желаниям, предпочтениям или капризам, а о том, как он сам может наилучшим образом исполнить свою работу.
Человек может подходить к жизни как клиент (который требует обслуживания) или как служитель, у которого есть дела более важные, чем его личные хотения и личные приязни и неприязни. Христианин — это всегда служитель, и невозможно быть Христианином, не будучи служителем. Идея служения у нас пользуется странной непопулярностью; образованные люди в древнем Риме, конфуцианском Китае, дореволюционной Православной России, протестантской Англии, где угодно еще, полагали само собой разумеющимся и самоочевидным, что у них есть долг — семейный, религиозный, общественный, служебный, государственный, — и они обязаны учиться тому, как исполнять его наилучшим образом. Когда Апостолы проповедовали, что Христос есть Господь, а жизнь Христианина есть служение, они, по большей части, обращались к людям, которые знали о том, что такое служить. Римляне просто не смогли бы создать империю, которую они создали, не будь у них представлений о долге — ясных, как зимнее утро, и твердых, как алмаз.
Статьи Дмитрия Быкова — это пример критики (довольно распространенной) именно с клиентских позиций. Люди полагают, что Церковь должна соответствовать их представлениям, их вкусам, их запросам, их пожеланиям, их капризам, что она должна одобрять их друзей и осуждать их врагов, что она должна озвучивать приговоры, вынесенные блоггерами (уж блоггеры-то везде стояли со свечками и всегда знают, кто виноват). История Церкви знает примеры яростной критики — настолько яростной, что она иногда приводила к расколам и грандиозным смутам. Но эта критика исходила из совершенно иного взгляда на мир — критики, Аввакум, Савонарола, даже Лютер — полагали, что Церковь не угождает Богу, и не ведет людей к вечному спасению, и именно это вызывало их негодование.
Современные критики негодуют на то, что Церковь не угождает им, не озвучивает их ценности и их предпочтения. Их абсолютно не интересует правая вера или вечное спасение — по крайне мере, оно совершенно не упоминается в полемике. В этом отличие либерально-интеллигентского критика Церкви от любого сектанта — споря с каким-нибудь Свидетелем Иеговы, Вы спорите именно о воле Божией и о вечном спасении, потому что вас обоих это интересует. Аудиторию Быкова это не интересует абсолютно — попытки перевести разговор в эту плоскость тут же затухают. Людей интересует, а почему это Церковь не злословит начальствующего в народе.
На это, конечно, легко ответить — потому что нам не заповедано злословить начальствующего. Нам заповедано проповедовать Евангелие всей твари, посещать больных и заключенных, совершать Литургию — много чего, а вот про главную заповедь либерального интеллигента — злословить начальствующего — Господь и Апостолы как-то забыли. Ситуация еще хуже: то, что мы можем найти в Писании об отношении к государству — «отдавайте Кесарю кесарево», «Бога бойтесь, царя чтите», «будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро» и так далее — чрезвычайно далеко от революционных идеалов. Более того, чтобы священник мог прийти в больницу, надо договориться с министром здравоохранения, в тюрьму — с министром внутренних дел. При этом необходимо разговаривать с ними вежливо и поддерживать нормальные рабочие отношения.
Церкви заповедано ее Основателем и Господом нести определенное служение, это служение требует конструктивного взаимодействия с государством, и Церковь на это взаимодействие идет. Это вызывает негодование нашей революционной интеллигенции? Что же, пусть вызывает, нам важнее повиноваться нашему Господу.
Можно — как большевики — чрезвычайно негодовать на такую, «рабскую натуру» Христианства, но было бы странно ее не замечать. Впрочем, сами большевики показали, сколь великие свободы можно обрести, отказавшись Бога бояться, а царя чтить. Можно сказать — хотя эта шутка выйдет очень грустной — что у Церкви и революционной интеллигенции есть нечто общее. Догматические взгляды обеих сообществ за последние сто лет совершенно не изменились. Церковь также (как и в предыдущие века) проповедует Христа, распятого, воскресшего и паки грядущего, революционная интеллигенция также, как 1911 году, злословит начальствующего. Правда, злословием все и ограничивается — ни к какой политической самоорганизации наша либеральная интеллигенция не способна, а способна только, как сто лет назад, проложить дорогу более серьезным людям, вроде Ленина и Сталина.
Гротескная неадекватность статей Быкова, их полная несвязанность с церковными реалиями — побочный эффект этого клиентского подхода: клиенту должны сделать вкусно, остальное — не его проблемы, его не интересует, что делается на кухне. Если Вы намерены принимать на себя ответственность, что-то менять, как-то работать, Вам понадобится разбираться в вопросе, выяснять, как что работает, каково подлинное положение дел. Если не намерены — то и незачем. Служитель должен знать то, что относится к его служению; клиенту знать что-либо совершенно необязательно. Например, Дмитрий Быков пишет: «В самом деле, слова „Кому Церковь не мать, тому Бог не отец“ — не из Евангелия, абсолютной истины за ними нет, есть лишь патент на истину». Вообще-то про Церковь говорится и непосредственно в Евангелии: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Матф. 16:18) и «если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь»(Матф. 18:17). Святой Киприан Карфагенский — за словами которого автор отрицает истину — не больше чем пересказывает Писание. Но зачем клиенту знать это? Клиент всегда прав, потому что он клиент.
Беда в том, что реальность — церковная, общественная, реальность вообще — это не ресторан. В ресторане терпят клиентов — в том числе трудных — потому что они платят, а официанты, повара и дирекция живут на эти деньги. Но чтобы что-то изменить в реальности, нужно быть служителем. В этом отношении поразительна одна из фраз в последней статье Быкова: «Можем ли мы отдать им Христа?» Не очень понятно, кто эти «мы», и в чем вообще смысл этой фразы (боюсь, что смысл многих фраз в этом тексте несколько загадочен), но ее грамматика явно ошибочна. Вы не можете отдавать или не отдавать Христа — Вы можете предаться (или не предаться) Ему. Это Христос есть Господь и Судия, не наоборот. Это не мы решаем, что с Ним делать — это Он решает, что делать с нами. Но есть и фраза, которая, кажется, подает надежду: «Не наша ли первейшая обязанность — напоминать о религии отваги и свободы, творчества и самоотверженности, нестяжательства, риска и любви?». Опять неясно, кто эти «мы», но тут есть слово, которое внушает надежду — это слово «обязанность». Если некие люди (кто бы ни скрывался за этим «мы») полагают своей обязанностью напоминать о христианской вере — это поистине прекрасно. Из этого с неизбежностью вытекает ряд других прекрасных вещей — необходимость выяснить в некоторых подробностях, в чем эта самая вера состоит, во что и почему верили Апостолы, Отцы Церкви и все Христиане со времен основания Церкви. Необходимость пересмотреть свои приоритеты и свои мерки в отношении мира вообще и Церкви в особенности — потому что если христианская вера истинна, Христос действительно воскрес, вечная жизнь — это реальность, в которую мы входим покаянием и верой (или отказываемся войти), это меняет многое. Вернее, это меняет абсолютно все. Из этого следует также необходимость открыто присягнуть этой вере и присоединиться к сообществу, где ее исповедуют все эти две тысячи лет. И конечно, из этого следует необходимость быть служителем, а не клиентом. Со всеми вытекающими. Принимать на себя ответственность, а не возлагать ее на других. Церковь — это не ресторан, где меня должны обслужить; это воинство, в которое меня призывают, чтобы я там служил. И поэтому жалобы на «убогий интеллектуальный уровень» Церкви, верны они или нет, следует переадресовать самому Быкову и единомысленным ему — если такие премудрые и достойные люди, как они, уклоняются от служения Богу, Бог призывает на службу глупых и недостойных, как мы.
11 ноября 2011 г.
Источник: газета «Радонеж»
|
