| Страница 7 из 9 |
 |
 |
Присуждение профессору хирургии Войно-Ясенецкому
Сталинской премии I степени.
Перевод архиепископа Луки на Симферопольскую кафедру
В мае 1944 года архиепископ Лука узнал из достоверных, но неофициальных источников, что Комитет по Сталинским премиям присудил ему Сталинскую премию за работу «Очерки гнойной хирургии» и монографию «Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов». В письме сыну Михаилу он писал: «Алеша уже написал вам, что мне присуждена Сталинская премия. Только никто не знает, когда опубликуют список лауреатов и почему-то задерживается опубликование» [12, с.503].
В январе 1945 года профессор И.А. Кассирский опубликовал в «Медицинском работнике» хвалебную статью о научных трудах В.Ф. Войно-Ясенецкого и публично сообщил о присуждении ему Сталинской премии [22].
Сразу после появления этой статьи на лауреата обрушился поток поздравлений. Это его радовало — Преосвященный Лука расценивал факт присуждения ему высшей премии государства не только как признание его личных заслуг в области медицины, но и как демонстрацию советской властью своего благосклонного отношения к Русской Православной Церкви, и как средство, повышающее авторитет Церкви. В письме к сыну Михаилу 5 августа 1945 года он писал: «Множество поздравлений отовсюду: патриарх, митрополиты, архиереи (далеко не все, так как не знают моей фамилии), Карпов, Митярев, Третьяков, Академия медицинских наук, Комитет по делам высшей школы, Богословский институт, профессора и проч. и проч. Превозносят чрезвычайно… Моя слава — большое торжество для Церкви, как телеграфировал патриарх» [12, с.502]. В этом письме архиепископ Лука приводит текст приветствия от Наркомздрава Третьякова. Нарком, в частности,: писал: «Советское правительство, лично великий и мудрый наш вождь, товарищ Сталин, отметил ценность Ваших работ для советской страны, для советской науки» [там же].
Действительно, за рубежом информация о том, что знаменитый советский ученый — хирург верит в Бога и открыто в СССР исповедует Христа заставляла многих интеллигентов задуматься и привлекала их к православию. Радиостанция Би-Би-Си в одной из своих передач сообщила, что группа французских юношей и девушек перешла в православие, сославшись в своей декларации на христианских ученых в СССР — Ивана Павлова, Владимира Филатова и архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого) [1, с.170]. Но демонстрация советской властью своего благосклонного отношения к Церкви осуществлялась ею лишь для западного сообщества. Для него фигура профессора-хирурга и одновременно архиепископа с бриллиантовым крестом на клобуке и сверкающей панагией на груди, да еще лауреата Сталинской премии, была весьма привлекательна. Однако, в СССР сочетание в одном лице репрессированного архиепископа Русской Православной Церкви и профессора-хирурга, лауреата Сталинской премии, не только не умиляло, но раздражало властных чиновников всех уровней.
Официальный Тамбов по поводу Сталинской премии хранил молчание до самого последнего момента, но в радостную атмосферу поздравлений сумел внести и свою «лепту». Исполком Тамбовского областного совета депутатов трудящихся своим решением от 20 декабря 1945 года постановил:
«Вручить медаль „За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.“ Войно-Ясенецкому Валентину Феликсовичу — профессору, консультанту-хирургу облздравотдела за большую работу, проведенную в госпиталях г. Тамбова, способствовавшую возвращению в строй раненых офицеров и бойцов Красной Армии и за большую работу по повышению квалификации врачей».
Этим решением такая же медаль вручалась гражданину г. Тамбова Леоферову Ивану Михайловичу «за организацию и проведение в период Великой Отечественной войны (практически в период 1944—1945 гг.) патриотических взносов по Тамбовской области на нужды фронта и на оказание помощи детям воинов, погибших в войну за нашу Родину» [68, с.6].
В письме сыну Михаилу 27 декабря 1945 года владыка писал: «Наконец дождался награды, но это скорее обида: только медаль „За доблестный труд“, тогда как хирурги моего ранга и мои ученики получили ордена. Но и тут причина, видимо, в моем сане» [11, с.395-396].
В январе 1946 года произошел второй смутивший всех случай, но уже на более высоком уровне. О нем архиепископ рассказал 20 января 1946 года в письме сыну Михаилу. Он писал:
«Я получил предложение Наркомздрава СССР сделать основной доклад о поздних резекциях крупных суставов на большом съезде (26—30 января), который должен подвести итоги военно-хирургической работе. Я охотно согласился, но написал, что Нарком запрещает мне выступать в рясе, а патриарх — без рясы. Написал и патриарху об этом, он мне ответил письмом, в котором его мнение совпадает с моим: выступать в гражданской одежде и прятать волосы в собрании, в котором все знают, что я архиерей — значит стыдиться своего священного достоинства. Если собрание считает для себя неприемлемым и даже оскорбительным (как было в Тамбове) присутствие архиерея, то архиерей должен считать ниже своего достоинства выступать в таком собрании… Я говорил об этом с Карповым; он сперва возражал, но понемногу стал уступать и обещал поговорить с Третьяковым. По телефону я говорил с организатором съезда, доктором Дедовым. Он взволновался и говорил, что все, и Нарком в том числе, придают большое значение моему докладу, и обещал поставить на ноги все начальство. Но через день он сказал, что все начальство целый день было занято этим вопросом, говорили с Третьяковым и Карповым и, как будто дело дошло до ЦК партии, но на выступление в рясе не согласились. Я просил передать Наркому, что принимаю это как отлучение от общества ученых» [11, с.398-399].
Между тем, Постановления Совета народных комиссаров СССР о присуждении Сталинских премий все еще не было.
Оно было опубликовано в газете «Правда» лишь 27 января 1946 года:
«Слава Лауреатам Сталинских премий — передовому отряду Советской народной интеллигенции
ПОСТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СОЮЗА ССР
О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области науки за 1943—1944 годы.
Премию первой степени в размере 200 000 рублей:
1. Войно-Ясенецкому Валентину Феликсовичу — профессору, консультанту-хирургу эвакогоспиталей Тамбовского областного отдела здравоохранения. За научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений, изложенных в научных трудах: „Очерки гнойной хирургии“, законченном в 1943 году, „Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов“, опубликованном в 1944 году...
Председатель
Совета Народных Комиссаров Союза ССР
И. Сталин
Москва, Кремль. 26 января 1946 года» [*].
Обращает на себя внимание, что премия присуждена за рукопись «Очерков», которые к моменту выхода Постановления все еще не были опубликованы. Книга вышла в свет только через два года после присуждения Комитетом премии, в мае 1946 года. Видимо в 1944 году для Сталина важна была не столько книга ученого-хирурга, сколько необходимость как можно быстрее показать Западу наличие в СССР свободно служащего архиепископа-хирурга, профессора, лауреата Сталинской премии. Владыка это понял и в апреле месяце писал к сыну:
«Сегодня подтвердилось мое мнение, что я не малый козырь для нашего Правительства. Приехал специально посланный корреспондент ТАСС, чтобы сделать с меня портреты для заграничной печати. А раньше из Патриархии просили прислать биографию для „Журнала Патриархии“ и для Информбюро. Два здешних художника пишут мои портреты. Только что вернувшийся из Америки Ярославский архиепископ [*] уже читал там в газетах сообщения обо мне, как об архиепископе — лауреате Сталинской премии…» [11, с.386].
Как только было опубликовано Постановление СНК Союза ССР о присуждении Сталинских премий, архиепископ направил И.В. Сталину телеграмму следующего содержания:
«Москва. Генералиссимусу И.В. Сталину
Прошу Вас, высокочтимый Иосиф Виссарионович, принять от меня 130 000 рублей, часть моей премии Вашего славного имени, на помощь сиротам, жертвам фашистских извергов.
Тамбовский архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий),
профессор хирургии».
Характерно, что Сталинский лауреат в своей подписи на первое место поставил «Тамбовский архиепископ Лука», а уж потом «профессор хирургии», и Сталин в ответной телеграмме написал:
«Тамбов.
Тамбовскому архиепископу Луке (Войно-Ясенецкому),
профессору хирургии
Примите мой привет и благодарность Правительства Союза ССР за Вашу заботу о сиротах, жертвах фашистских извергов.
Сталин» [21].
Так и для широкой советской общественности стало известно, что лауреат Сталинской премии, профессор хирургии Войно-Ясенецкий является одновременно Тамбовским архиепископом и носит имя Луки. Обмен телеграммами произвел положительное впечатление, и поток поздравлений и признаний после этого еще более возрос. Но для большой политики, проводимой Сталиным в 1946 году, это уже было неважно.
Со дня присуждения премии и до опубликования Постановления прошло полтора года. Наступали другие времена. Война закончилась. В Восточной Европе возникли страны просоветской ориентации. В августе 1945 года Соединенные Штаты впервые применили атомное оружие, сбросив на мирные японские города Хиросиму и Нагасаки две атомные бомбы. Демонстрацией разрушительной силы нового оружия правительство США намеревалось запугать народы, укрепить свои военные и политические позиции в послевоенном мире, обеспечить стратегическое превосходство и использовать его для давления на Советский Союз. США совместно с правительствами других западных держав начали проводить враждебный курс в отношении СССР и стран народной демократии. В связи с этим изменились акценты во внешней и внутренней политике Советского правительства. Для него стало не актуальным демонстрировать свое доброжелательное отношение к Церкви. Кроме того, на местах все более явственно стала проявлять себя оппозиция местных партийных руководителей «примиренческому» курсу Сталина в отношении Церкви. Её сторонники стремились как можно больше замалчивать информацию о «церковниках» и их заслугах.
Сообщение в тамбовской печати о присуждении Сталинской премии профессору, консультанту-хирургу эвакогоспиталей Тамбовской области В.Ф. Войно-Ясенецкому, где он был известен и как архиепископ Лука, было сделано лишь как о каком-то незначительном, почти рядовом событии. Маленькая незаметная статейка внизу первой страницы газеты «Тамбовская правда» от 29 января 1946 года гласила:
«Профессор В.Ф. Войно-Ясенецкий — лауреат Сталинской премии.
Неоценимую помощь Красной Армии оказали в годы войны деятели советской медицинской науки. Они разработали новые методы лечения ран, применили новые хирургические приемы, сконструировали совершенную аппаратуру для госпиталей и клиник. Лучшие работы в области медицины удостоены Сталинской премии. Одна из них присуждена профессору, консультанту-хирургу эвакогоспиталей Тамбовской области В.Ф. Войно-Ясенецкому за научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений» [19].
И всё. Как будто речь шла об обычном явлении — награждении Почётной грамотой. Официальный Тамбов ограничился этим сообщением и поздравлением, которое направил архиепископу Луке через два дня уполномоченный Совета по делам РПЦ при Тамбовском облисполкоме П.К. Павлов:
«Искренне поздравляю Вас с Правительственной наградой — присуждением Вам Сталинской премии за Ваши исключительные заслуги в области медицины и желаю таких же успехов в Вашей работе еще долгие годы.
Уполномоченный Совета
Павлов П.К.» [25, с.22].
А через 10 дней этот же П.К. Павлов отправил в Совет по делам РПЦ секретный информационный доклад, в котором, характеризуя положение в Тамбовской епархии, писал:
«Есть основания думать, что происходит падение активности верующих. Некоторые открытые церкви влачат жалкое существование. У меня 25 заявлений (о передаче церквей общинам), большинство из которых нужно отклонить по той причине, что церкви будут нерентабельны. Казалось бы, что эти ходатайства должен был бы отклонить архиепископ, а не облисполком. Но, к сожалению, у меня такой архиепископ, который придерживается взгляда, что церкви должны быть все открыты, и ни одно ходатайство не должно отклоняться.
…Работа епархиального управления и благочиния кажутся нормальными. Но если разбирать глубже, с учетом взаимоотношений архиепископа и лиц, окружающих его, то приходится отметить признаки натянутости, нервозности и отсутствия искренности в их отношениях между собой.
Это обстоятельство объясняется субъективными особенностями архиепископа Луки, его стилем руководства, его необыкновенной щедростью на разного рода взыскания по отношению к духовенству, без проверки фактов, только лишь на основании слухов и доносов. Его грубость вызывает у духовенства какой-то страх перед ним и беспрекословное подчинение, даже в тех случаях, когда он был не прав. Нехорошо и то, что Лука очень легко попадает под влияние некоторых лиц из мирян, очень доверчив к ним, в результате чего эти лица получают возможность влиять на епархиальное управление в целом.
…Он заставляет делать непроизводительные расходы в ущерб неотложным мероприятиям и это, безусловно, отражается на патриотических сборах, к которым он относится не совсем благосклонно. Если бы не добросовестное и энергичное отношение к этому вопросу благочинного Леоферова, то патриотические взносы по епархии были бы прекращены.
Открытие новых церквей вызывает большие трудности с облачением священнослужителей. Все, что можно использовать на месте, использовано, и теперь начинают шить ризы из материала, который ничего общего не имеет с парчой. Многие священнослужители не имеют подрясников и ряс и вообще имеют жалкий вид.
…Вывод мне хочется сделать только один, а именно: Патриархия только бы выиграла от того, если бы у нас в Тамбовской области архиепископом был бы не Лука, а кто-либо другой и, конечно, мне легче бы было работать и поддерживать с ним нормальные отношения» [55, с.1-3].
Сейчас трудно определенно сказать, являлся ли этот вывод собственным измышлением тамбовского уполномоченного Павлова П.К. или отчет-донос на архиепископа был ему задан из Совета по делам РПЦ, а вывод подсказан для того, чтобы, ссылаясь на него, усилить давление на патриарха и ускорить перемещение архиепископа Луки из Тамбова. По крайней мере, выражение «Патриархия только бы выиграла от того, если бы у нас в Тамбовской области архиепископом был бы не Лука, а кто-нибудь другой…» было явно адресовано Патриархии и нацелено на то, чтобы склонить Патриархию к перемещению архиепископа Луки из Тамбова. Дело в том, что донесения тамбовских уполномоченных, а также информация, поступавшая из других источников, уже давно вызывали у Председателя Совета Г.Г. Карпова рост недовольства Тамбовским архиепископом. Он неоднократно высказывал патриарху свое недовольство действиями Преосвященнейшего Луки. Наконец, видимо, в ноябре 1945 года, Карпов распорядился перевести его куда-нибудь подальше от Москвы, например, в Крым. Место отличное: море, солнце, курорты. Патриарх, однако, медлил.
В декабре месяце владыка узнал о возможном своем переводе. Уезжать далеко от Москвы он не хотел: здесь библиотеки, врачи, у которых он консультировался по поводу болезни своих глаз, Патриархия, медицинское издательство, где готовится к выходу в свет второе издание его «Очерков гнойной хирургии»… Крым разорен войной, там настоящий послевоенный голод. Об этом он написал патриарху и просил, если уж так нужно перевести его из Тамбова, то хотя бы в Одессу, где живет его младший сын. В конце декабря архиепископ Лука был в Москве в Патриархии и здесь понял, что патриарх исполняет указание, поступившее «сверху», где его 11-летнее пребывание в ссылках и заключениях не забыто и не позволяет ему надеяться на что-либо лучшее. С горечью писал он сыну: «Ему (патриарху) очень трудно было отказать мне. Он был не властен. Мне стало вполне ясно, что при моем 11-летнем анамнезе мне место только в захолустье» [11, с.411].
Зная о возможном своем переводе из Тамбова, Преосвященный Лука, тем не менее, будучи в Москве в начале апреля 1946 года на сессии Священного Синода, поднял в Патриархии и в Совете по делам РПЦ вопрос о передаче из краеведческого музея верующим Тамбова мощей святителя Питирима. Судя по всему, ему пообещали, что вопрос о передаче мощей будет решен положительно. По крайней мере, вернувшись из Москвы, в разговоре с уполномоченным П.К. Павловым он дал понять, что в принципе этот вопрос уже решен положительно. Остается лишь согласовать возможность переноса мощей крестным ходом из краеведческого музея в Покровский храм [*]. Однако окончательно решить этот вопрос до своего отъезда он не смог [*].
Между тем, тамбовские прихожане и духовенство, узнав о возможном переводе архиепископа Луки из Тамбова, 10 апреля 1946 года направили к Святейшему Патриарху Алексию I своих представителей с прошением остававить дорогого им архипастыря на Тамбовской кафедре. В прошении они писали:
«…Архиепископ Лука, так много сделавший, чтобы своим вдохновенным словом зажечь искры Божьего огня во многих, многих сердцах, бесконечно дорог нам как исключительный проповедник заветов Христа, как добрый пастырь, чуткий и отзывчивый к духовным и телесным нуждам ближних своих. Он ведет нас к светлым и благородным идеалам, и на этом пути мы постоянно чувствуем его наставляющую любящую и крепкую руку.
Мы смиренно просим Ваше Святейшество откликнуться на нашу из сердца рвущуюся просьбу, не отнимать от нас нашего беззаветно любимого архипастыря» [69].
К прошению были приложены листы с подписями более тысячи человек.
Святейший Патриарх Алексий I принял тамбовских представителей и ознакомился с поданным ему прошением. Объяснить посланцам, почему предполагается перевести тамбовского архиерея в Крым, а крымского — в Тамбов, по понятным причинам, он не мог. Более того, к этому времени решение о переводе уже было принято. Указом Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия от 5 апреля 1946 года за №367 епископом Тамбовским и Мичуринским был назначен Преосвященный Иоасаф (Журманов), бывший до этого епископом Симферопольским и Таврическим. Об этом тамбовчанам не было сказано. В разговоре с ними патриарх сделал вид, что, в конце концов, соглашается, хотя и неохотно, оставить архиепископа Луку в Тамбове, при этом он сказал: «Но напрасно Преосвященный хочет остаться в Тамбове, он там будет болеть» (см. приложение 1:32).
Через неделю владыка Лука узнал о назначении епископа Иоасафа на Тамбовскую кафедру и о своем назначении на Симферопольскую кафедру. Началась подготовка к отъезду. 26 апреля он запросил разрешение на провоз багажа до станции Симферополь через Москву в количестве до 200 кг. И от волнений последних дней заболел. «Горе и слезы паствы, горячо любящей меня, взволновали меня, — писал он в Красноярск, — и опять стало хуже с сердцем. Вчера и сегодня (27 и 28 апреля), в Фомино воскресенье, я не служил. Ходатайство паствы и духовенства об оставлении меня в Тамбове, тем не менее, не уважено патриархом…» [11, с.411].
Вследствие того, что зрячий глаз архиепископа стал постепенно заволакиваться туманной пленкой, 9 мая 1946 года Владыка выехал в Москву на несколько дней для консультации с врачами.
После возвращения из Москвы Преосвященный Лука 19 мая 1946 года выступил с прощальной речью перед прихожанами Покровского храма г. Тамбова. Обращаясь к своей пастве, слушающей его со слезами на глазах, он сказал:
«Настал день печальный, день скорби для вас и большой скорби для меня.
Вы знаете, как тяжело вам расставаться с детьми вашими; но ведь вам приходится расставаться с двумя, четырьмя, а подумайте, каково мне расставаться со всеми вами — ведь вы же дети мои. Это очень тяжело, это чрезвычайно тяжело…
Какая радость, какая безмерная радость была для меня видеть все новых и новых людей, все новых и новых жителей Тамбова, приходящих в храм сей святый. Люди шли, шли и шли.
Господь послал меня сеять среди вас слово Христово. Я сеял, усердно сеял, неленостно сеял. И какая радость, какая безмерная радость была видеть, как мало-помалу возрастают ростки веры Христовой в сердцах ваших. С этой радостью ничто не сравнится. Это высшая награда, которую Господь дает нам, своим служителям, провозвестникам Евангелия. Эта радость безмерна.
Но и другую радость дал мне Господь. Он дал мне почувствовать вашу любовь. Каждый из вас знает по опыту, каким светом озаряется сердце ваше, когда изливается в него любовь близких вам, как дорога вам любовь ваших детей. Но у каждого из вас их только несколько, а у меня — многие тысячи детей, которых дал мне Бог по неложному слову Христа… Я получил тысячи новых детей, а своих собственных у меня только четыре. И чувствую я, и вижу я, как велика ваша любовь ко мне. Представьте себе, как должна быть безмерна моя радость, если изливается в сердце мое не только любовь моих близких, но и тысяч детей духовных. Выше этой радости нет ничего.
Я уеду от вас, увозя много вещей, с тяжелым багажом, но самый ценный мой багаж — это ваши сердца, которые я увезу с собой. Я буду всегда с ними, я буду их ласкать. Вот какую радость послал мне Господь. Но вместе с тем и печаль, ибо тяжко, тяжко порывать узы любви. Но что же делать, так устроил Господь, такова воля Божия…
Вот вы хотите меня удержать, а я ведь иду по пути Христа, и к себе тоже могу отнести эти слова и сказать так, как сказал Господь иудеям, удерживавшим Его: „И другим городам благовествовать Я должен Царствие Божие, ибо на то Я послан“ (Лука 4:42-43). Больше двух лет слушали вы благовестие мое, посеяны семена Божии. Возрастит Господь их силою Своею. А меня Он посылает на новое место сеять семена Истины. Поэтому не только не скорбите о себе, но порадуйтесь о тех, к кому посылает меня Господь Иисус Христос.
Святой апостол Павел в послании к евреям заповедовал всем христианам: „Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие. Подражайте вере их, ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, как обязанные дать отчет“.
Я имел только словесное попечение о душах ваших, я старался явить пример следования Христу. Если видели добрый пример, то подражайте ему, как велит святой апостол. Тогда благословит вас всех Христос, тогда любовь Его и благословение будет со всеми вами во веки. Аминь» (см. приложение 1:32).
Очевидцы вспоминают: «…Слова были очень теплые, утешительные, но горечь в сердце оставалась. Тоска была безутешна. Народ плакал навзрыд. Голод, холод, скорби и слезы — вот все, чем была насыщена наша жизнь в то время. И только Владыка, кому близки и понятны были наши скорби и беды, теплотой своей души согревал наши сердца. И этот человек покидал нас… Благословив как обычно каждого присутствовавшего в храме прихожанина, Владыка удалился.
Уезжал он на следующей неделе. В день отъезда Высокопреосвященнейшего Луки на вокзал пришло множество людей и все тамбовское духовенство. В вокзале ему дали стул, и люди непрерывно подходили к нему под благословение, дарили цветы, благодарили его за все и желали ему всего самого доброго. Когда подошло время отправления поезда, архиепископ в сопровождении народа вышел на перрон, вошел в свое купе, убранное цветами, а затем вышел в тамбур, став около подножек. Прозвучал свисток отправления, Владыка поднял руки, благословляя народ, и так благословлял, пока не скрылся, а народ поклонился ему до земли и, рыдая, разошелся» [58, сс.8,9].
Архиепископ Лука прибыл в Симферополь самолетом 26 мая 1946 года и занял кафедру архиепископа Симферопольского и Крымского [1, с.87]. В течение пятнадцати лет, с 1946 по 1961 год (до конца своей жизни), он продолжал здесь свое архипастырское служение.
Первое время после его отъезда из Тамбова с ним переписывались наиболее близкие к нему прихожане и некоторые тамбовские священники. Однако, епископ Иоасаф, считая, что письма Луки в Тамбов подрывают его авторитет и настраивают против него определенную группу духовенства, обратился к уполномоченному с просьбой помочь прекратить эту переписку. По указанию Совета по делам РПЦ патриарх сделал соответствующее внушение архиепископу Луке, а в Тамбове тех, кто переписывался с ним, стали вызывать в НКВД и требовать прекратить переписку [16, с.60].
После отъезда архиепископа из Тамбова к Святейшему Патриарху поступило несколько писем от православных христиан Тамбовской области. В них выражалась скорбь их сердец по поводу разлучения с горячо любимым добрым архипастырем, сетования на то, что в Тамбове в свое время не было создано нормальных условий жизни для очень слабого здоровьем Владыки. Прихожане просили Святейшего Патриарха содействовать тому, чтобы на новом месте архиепископу Луке были созданы лучшие условия жизни.
Знаменательно письмо Святейшему Патриарху Алексию I молодых прихожан Покровского храма Тамбова. В нем они писали об архиепископе Луке:
«…Мы знаем, что он нам был послан Богом. До гроба он хранитель наших сердец! Он пленил наши сердца кристальной чистотой своего сердца, высотою мысли и духа и мудростью ученого. Он научил нас истинной любви к Христу Богу. Тамбовцы говорят о нем: „Святой ХХ века“.
Да, он — редкость современного мира! Что же, не все же честь нам его иметь. Пусть теперь симферопольцы радуются.
Прихожане Тамбовского храма из молодежи.
26 мая 1946 года» [70, с.22].
Время показало, что молодые тамбовчане не ошиблись. Еще при жизни архиепископа Луки были замечены случаи чудесного исцеления больных по его молитвам, безошибочного диагноза заболеваний и его прозорливости. И после его кончины молитвами святителя Луки продолжали совершаться многочисленные чудеса исцелений душевных и телесных недугов. В 1996 году в Симферополе состоялось обретение честных останков святителя Луки. Ровно через 50 лет после написания письма молодыми прихожанами Тамбова, практически день в день, 25 мая 1996 года по решению Синода Украинской Православной Церкви Московского Патриархата в Свято-Троицком кафедральном соборе Симферополя состоялся торжественный акт причисления Высокопреосвященного архиепископа Луки к лику местночтимых святых как святителя и исповедника веры. А затем Юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви в августе 2000 года причислил архиепископа Симферопольского и Крымского Луку (Войно-Ясенецкого, 1877—1961, память 29 мая/11 июня, священноисповедника) к лику святых ХХ века Русской Православной Церкви для общецерковного почитания [22, с.66].
|
